|
Часть 1. "Кто виноват?"
«Кто виноват?» – С ответа на этот первый для русских вопрос и начну рассказ о Дневнике Фикельмон. Виновата книга Н. Раевского «Портреты заговорили». Появилась она в 1974 году. И сразу же стала бестселлером. Это словечко, разумеется, тогда еще не вошло в обиход. Но суть его была хорошо ведома советскому читателю, как, быть может, ни одному читателю в мире. Ее не просто покупали нарасхват. Достать было невозможно! Включилась система, давно выработанная «голью» (от «голь на выдумки хитра») – натуральный обмен.
За книгу Раевского предлагали, скажем, дефицитную подписку на «Библиотеку приключений». Или на собрание сочинений И. Эренбурга. Читали её все. Даже те, кто ныне поглощает только детективы. «Портреты заговорили» и были таковым
чтивом. К тому же еще и интеллектуальным. В нем, как полагается, тоже велось расследование. Лиц и событий давно минувших дней. Волей судеб оказавшихся вне России. Той же волей преданных забвению. А в советское время – еще и за непроходимым железным занавесом. Ни добраться, ни докопаться до них. Даже исследователям – лимитированным темами, сроками, средствами.
Так что Раевскому повезло. Он жил за кордоном. Везение – понятие относительное. Эмигрант – ведь не лучшая планида. Без дома, без денег, перебивается случайными заработками. Зато – свобода действий и передвижения. Прослышал он от некой старой дамы – внучки одного из братьев Натальи Николаевны Пушкиной, с которой грибы под Прагой собирал, – что в словац-ком имении Бродзяны живет герц. Лейхтенбергская. И не просто герцогиня, а дочь
Александрины Гончаровой – баронессы Фризенгоф. Посему в ее усадьбе множество портретов Пушкиных и Гончаровых, семейная переписка, вещи из России, привезенные Александриной,
и будто бы даже ее дневник… Одним словом, пушкинский музей.
Вот бы попасть туда! Но владельцы бродзянского замка – особы титулованные, графы Вельсбурги. О том, как, преодолев графскую спесь, Раевский сумел проникнуть в усадьбу и увидеть эти реликвии, он и рассказал в своей первой книге «Если заговорят портреты», изданной в 1965 в Алма–Ате. Упомянул он и о другом чехословацком замке в Теплице – еще одном гнезде потомков тех, кто некогда входил в пушкинское окружение – князей Клари–Альдринген. Читали эту книгу взахлеб. Писали автору (целый мешок писем), требовали продолжения. Раевский тем временем вел дальнейшие изыскания.
Их результат – новое дополненное издание под названием «Портреты заговорили». Но самое важное – заговорила графиня Дарья Федоровна Фикельмон (Долли, как звали ее домашние и друзья) – героиня так называемой «жаркой истории» Пушкина. Ее правнук кн. Альфонс Клари–Альдринген еще здравствовал в то время (умер в Венеции в конце 80-х годов 20 века). В начальные послевоенные, еще не разгульные, лета он продолжал обитать в своем замке в Теплице.
В 1840 г. Фикельмоны породнились с австрийскими кн. Клари–Альдрингенами, выдав свою дочку Элизалекс за сиятельного дедушку кн. Альфонса – кн. Эдмонда. В теплицком замке тоже портреты, переписка, реалии пушкинской эпохи. Но главное – дневник Долли. Очень подробная хроника пушкинского Петербурга 1829–1837 г.г. Со множеством записей о самом Пушкине и его красавице–жене. Кн. Альфонс разыскал его в огромнейшем семейном архиве, сделал машинописную копию и любезно прислал Раевскому несколько страничек дневника с записью Долли о смерти Пушкина. Присовокупив к ним и совсем бесценный дар – копию неизвестного ранее письма Пушкина к гр. Фикельмон от 25.4.1830.
Лично познакомиться с владельцем этой усадьбы Раевскому не удалось. Полный текст дневника исследователь так и не сумел раздобыть. Использовал лишь записи первой тетради дневника за 1829—1831 г.г., да отрывки из 1832 и 1837, касающиеся Пушкиных. В таком виде итальянская пушкинистка российского происхождения Нина Каухчишвили опубликовала
Diaridi Darja Fedororvna Ficquelmont в Милане.
Далее...
А далее начинается другая
детективная история. Моя
собственная. Ее можно бы озаглавить «Охота за пушкинскими
реликвиями». Зачин ее – все
в той же игре провидения, по
прихоти которого я оказалась в
Австрии. Не как туристка. И тем
паче не как журналистка, каковой
я тогда была. В Вену
командировали моего мужа. С
женой в придачу. Продержались мы
там (вернее, нас продержали)
целых семь лет. Он работал в
представительстве ООН, я
знакомилась с Австрией,
погружаясь в нее, будто через
кессон, – постепенно.
Осваивалась с языком, нравами,
бытом австрийцев, впитывала
культуру, очарование этой
прекраснейшей, для меня, страны
в мире. По натуре я – дотошный
детектив. Впрочем, этим
качеством обладают не одни
только сыщики. Оно необходимо
многим, в том числе журналистам,
исследователям, писателям –
душеведам, как знаете. Австрия
стала реальной почвой для моих
набегов в соседние страны.
Облегчал их и дипломатический
паспорт. |
|
Светлана
Мрочковская-Балашова |
Первый мой вояж – в Братиславу. Затем в бывшую усадьбу Александрины Фризенгоф в Бродзянах. А напоследок в Теплицу, что в ту пору теплилась в удушливо едком, разъедающим глаза и легкие смоге. Соседние – рукой подать – ГДР-овские химические гиганты окуривали на многие десятки километров живописнейший уголок планеты – Дойче Еке. Под ним в низине сиротливо эдак, обречено и прикорнул прославленный в
прошлом курорт. Сюда на воды приезжали знаменитейшие люди Европы. Здесь зачинались романы Гете и Бетховена. Гостевая курортная книга кичится именами европейских коронованных особ, императора Николая I и его супруги. В эпоху созидания светлого будущего эти пограничные земли пришли в великий разор: облысевшие горные кряжи, высохшие леса, тут и там поваленные деревья с вывороченными наружу корнями,
мертвая почва, отравленная вода. Жуткая картинка – Васнецово поле сражения! А люди выдюжили, хотя при сильных выбросах и ходили с намордниками.
|
Теплице,
Замковая площадь с замком,
принадлежавшим князьям
КлариАльдрингенам. |
|
Я предварительно списалась с рекомендованным
мне сотрудником теплицкого замка–музея. Наяву
он оказался милейшим, но излишне скрупулезным человеком. При его содействии обследовала замок. Забралась даже в запасники, господствовавшие на антресолях. И там, к своему ликованию, обнаружила портреты кн. Эдмонда и его сестер – тех самых, что беспардонно шествовали по пушкиниане как сестры нашей Долли. Вот и первое мое открытие – указала сестрицам их законное место. Последовали и другие. Все мемории из замка заточили в Государственном архивохранилище Дечина (соседний с Теплице городок).
|
В княжеском архиве оказалось
столько всякой всячины, что глаза
разбегались. Обширнейшая переписка –
супругов Фикельмон, Долли с матерью,
сестрой Екатериной, друзьями, в том
числе с Вяземским, А.И. Тургеневым, ее рисунки, альбомы, бумаги ее мужа гр.
Карла Фикельмона, а среди них копии его
дипломатических донесений из Петербурга.
Но главное – заветный дневник. С помощью того же сотрудника заказала ксерокопии многих документов. И возвратилась в Вену счастливая. Месяца через три меня пригласили в чехословацкое посольство в Австрии – оплатить готовый, наконец, заказ. Уходила с толстенной пачкой документов. Были в ней и копии писем Екатерины Тизенгаузен из Петербурга – около
200 страниц. Почерк у нее размашистый, интеллигентный, но трудно читаемый. К тому же она писала на тонкой, просвечивающейся бумаге. Текст оборотных страниц пропечатался на ксерокопиях. Так что считай, задаром пропали мои старания раздобыться ими. Но зато дневник, заветный дневник Долли, был в моих руках!
|
