Светлана Мрочковская–Балашова
210-летию со дня рождения А.С. Пушкина посвящается
Тема «Был ли Пушкин донжуаном?» фактически мало изучена в пушкиноведении. Вопреки сотням статей и книг об увлечениях Поэта женщинами,
перечисленными в его пресловутом «донжуанском списке».
Какова природа донжуанства? Что в ней главное – особенности мужской физиологии и психики, фрейдовский ли комплекс, поиски женского идеала, связанные с высокими духовными требованиями, или же обычная распущенность нравов?
В публикуемом ниже рассказе автор излагает свой взгляд на суть донжуана. В заключении приведены мнения и других женщин на эту тему. Возможно, публикация поможет читателям ответить на главный вопрос – соответствует ли
Пушкин образу этого вечного покорителя женских сердец. И способен ли истинный донжуан с «отвращением» вспоминать свое разгульное прошлое, как это сделал Поэт в стихотворении 1828 г.:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И, с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью, –
Но строк печальных не смываю.
Рассказ
(публикуется по настоянию Героя повествования Н.Д. Лобанова-Ростовского)
Кн. Н.Д.Лобанов–Ростовский с Катрин Денев
«Очень чувственный мужчина, - подумала я. - Чувственность голодного? Нет, не то… Надежда на чудо? Но мужикам она неведома. Только дуры-бабы верят в это…».
А голос его продолжал подрагивать, вибрировал вкрадчивыми интонациями, ласкал вместе с тем знакомым до чертиков огоньком жадного мужского интереса в глазах. Мне это нравилось. Волновало, как всякую женщину. И немного
смешило. Но я продолжала с серьезным видом задавать свои вопросы. Хотя почти не вникала в его ответы. Полагалась на магнитофонную запись.
Когда я его попросила по телефону об интервью, он с напускным безразличием спросил:
– Неужели кому-то интересна жизнь бандюги, зека, озлобленного белоэмигранта, вышвырнутого из страны?
– Еще как интересна, иначе зачем мне клянчить у вас интервью!
– Интервью-то вы можете взять, да кто его напечатает?! Нас, изгоев, чураются, как чумы!
– Теперь другие времена! Перестройка! Моим статьям о русских эмигрантах газета отводит целую полосу.
Но на встречу согласился. И, как мне показалось, весьма охотно. На другой день заехал за мной в гостиницу.
– Симпатичная квартирка. Сколько платите за нее?
Эта непосредственность мне понравилась: «Даже не пытается скрыть своей практичности, как лицемерно сделал бы всякий из наших благовоспитанных русских! Впрочем, на Западе практичность не зазорна…»
– Совсем недорого для центра! – заключил он, узнав о стоимости номера. – Ко мне скоро должна приехать из Москвы одна дама. Вот я и поселю ее здесь.
Я рассчитывала на встречу в каком-нибудь кафе. А он, к немалому моему удивлению, пригласил к себе домой. В машине продолжал бурчать.
– Перестройка! Очередной фортель коммунистов! Разве они добровольно расстанутся с властью?! Хрущев тоже пытался перестроиться. А что из этого вышло? Нет, не верю!
– А вот Солженицын поверил и даже собирается возвращаться на родину. Освобожденный Сахаров стал депутатом Верховного Совета и почти на каждом его заседании громит коммунистов…
– Ну и что из этого? Пока только болтовня!
– Но и это прогресс! Какой вы, однако, нетерпеливый! Москва не сразу строилась! Разве не обнадеживает организованная Горбачевым в Москве встреча с русскими эмигрантами? Вы ведь тоже были в числе приглашенных.
– С тех пор прошло два года, а отношение к нам по-прежнему настороженное!
– Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы выбить из сознания людей рабское чувство.
– Значит, не дожить нам до истинной свободы в России!
– Не дожить! – засмеялась я. – Но хоть наши внуки и правнуки порадуются ей!
– Да, если они будут! – мрачно изрек он. – У меня, к сожалению, нет детей!
Жил он тогда в одном из самых фешенебельных районов Лондона – Kensington Park Garden. Он провел меня в гостиную, пронизанную полуденным солнцем.
Кн. Н.Д.Лобанов–Ростовский
В этом ренуаровском свете смягчился и его облик. Потеплели глаза – большие, голубые. Засветились добротой, которую, как я поняла позднее, он, словно Кощей, старательно прячет от чужого глаза. А взгляд стал кротким,
с изумленно-наивным выражением ― точь-в-точь, как у отрока Варфоломея. Потом я ещë не раз подмечала этот его взгляд и уже знала ― он прикрывается им, как ширмой, в минуты неудобства, растерянности, душевного
дискомфорта. Волосы с отливом зрелой пшеницы дополняли нестеровский образ.
«Может, и подрагивающий голос тоже от нерастраченной целомудренности?» ― усмехнулась я про себя.
Переместившееся солнце скользнуло лучом по стене. И тут же с неë брызнул ответный свет висевших на ней картин. Они полыхали многоцветьем русской осени, неистовством еë
зрелой чувственной красы, огнем расплавленного железа.
Червоным тонам подголашивали изумрудная зелень, лазуритовая синева, виолет фиалок.
Михаил Ларионов.Эскиз костюма дамы с веерами к балету "Естественные истории", 1916о
Наталья Гончарова. Эскиз костюма волхва к балету "Литургия"
– Какая красотища! – воскликнула я.– Это и есть ваша знаменитая коллекция?
– Совсем незначительная еë часть. Но зато самая ценная, самая любимая. Еë мы никогда не выставляем. Она всегда с нами.
– До чего же хороша эта танцовщица!
– Вы о Клеопатре говорите? Эскиз Бакста для костюма Иды Рубинштейн к балету «Клеопатра».
Лев Бакст. Эскиз костюма Клеопатры для Иды Рубинштейн к балету "Клеопатра.1909
– Я еë себе совсем другой представляла.
– Кого – Клеопатру или Иду?
– Клеопатра именно такова, каковой она, наверное, и была ― знойная, неудержимо влекущая. А вот Иду помню по картине Серова иной ― тонкое, удлиненное, томно-изломанное, резкого штриха тело…
– Серов писал еë раньше. А Бакст в 1909 – в расцвете еë женственности.
Рядом с Клеопатрой – другая танцовщица, похожая на неë костюмом, томной позой, откровенностью неги.
Лев Бакст. Эскиз костюма для еврейского танца к балету "Клеопатра".1909
– «Танцующая еврейка», – пояснил он. – Эскиз к тому же балету. Рядом с ней – Пери.
Лев Бакст. Эскиз костюма Пери к балету "Пери.1911
Меллер В.Г. Эскиз костюма для Брониславы Нижинской.1919
– Видите у Пери – та же, как вы выразились, влекущая поза, та же аппетитная округленность форм… Чувственность созданных Бакстом образов – пожалуй, самое притягательное в его творчестве.
– Именно этим он вас и привлекает? – насмешливо спросила я.
Он, кажется, не понял насмешки и простосердечно признался: – Да, этим прежде всего. А ещë – щедростью красок, пышностью рисунка. Зрелищностью. Художника даже упрекали, что зрелищность оформляемых им спектаклей подавляет
музыку. Но именно этим он потрясал публику.
Лев Бакст Эскиз костюма синей султанши к балету "Шехеразада".1910
– И много в вашей коллекции работ Бакста?
– Всего 45.
– Только и «всего»?! Здорово он потряс вас!
– Больше не сумел отыскать, как ни старался, – он снова не почувствовал иронии.
Я решила ещë немного подразнить его:
– Интересно, как вы воспринимаете саму Клеопатру?
– Воспринимаю таковой, каковой она и славится, – распущенной, похотливой, жестокой!
– Какой кошмар! – с притворным ужасом воскликнула я. – Неужели вы не чувствуете трагизма этой роковой женщины?!
– Трагизма? – удивился он. – В чем же он состоял? Можно говорить только о трагизме еë жертв!
– А как вы думаете, что сделало еë жестокой? Может, отчаяние от невозможности полюбить, найти достойного себе, своей любви? Разочарование в мелкости, заурядности и скучности мужской натуры?
Он с любопытством взглянул на меня:
– Феминистка? Философ в юбке?!
– Но не синий чулок! – весело рассмеялась я.
В это время тихо открылась дверь в гостиную и вошла женщина.
– Гостья не желает чаю? – спросила она.
– Спасибо, с удовольствием.
Женщина исчезла, словно тень, так же бесшумно, как и появилась. Меня озадачило, что хозяин не представил еë мне. А он, как ни в чем не бывало, продолжал прерванный разговор.
– Значит, по-вашему, желающий женщину мужчина – скучен, мелок и зауряден?
Он, кажется, не на шутку оскорбился за мужскую половину человечества и решил еë защищать.
– Конечно же, – улыбнулась я. – Он даже хуже гоняющегося за самкой животного! Потому что самец в этом случае руководствуется инстинктом продолжения рода. А в мужчине говорит одна похоть!
– Что же, по-вашему, мужчина не способен любить?
– Нет, почему же, некоторые наиболее, как ныне говорят, продвинутые, способны на это чувство. Но они – лишь приятное исключение. Всё остальное – заблуждение, помрачение мозгов от неистового зова плоти или же просто
любовь к арифметике…
– Арифметике?!
– Ну да. Прибавление единичек к донжуанскому списку. Кстати, ещë один вопрос на эту тему, – я взглянула на часы. – Время-то бежит. А мы отклонились от предмета нашего интервью!
Дверь снова отворилась. Женщина безмолвно поставила на стол поднос с чаем.
– Я слушаю вас…– произнес он, несколько раздраженный еë новым вторжением.
– Да я о донжуане… Он-то, по-вашему, кто? Тоже похотливый, развратный человек?
Он озадаченно помолчал.
– Мужчина – совсем другое дело. Он по натуре полигамен. Впрочем, как и женщина. Петр Великий понимал это и даже издал указ, запрещающий монашенкам принимать обряд ранее сорока лет.
– Вот как?!
– А разве философ в юбке не догадывался об этом?
– Нет, отчего же! Жизнь в том убеждает. Но на Дон Жуана у меня свой особый взгляд. Дон Жуан и Клеопатра – родственные натуры. Оба одержимы жаждой любви. Оба ищут идеал. И оба не могут его найти. А бесконечная
смена партнеров – это всего лишь вешки на пути поиска.
Он задумался. А потом с улыбкой сказал:
– Здесь вы, пожалуй, правы. Такой взгляд мне нравится.
– Я в этом и не сомневалась! – парировала я. – Но вернëмся к теме интервью.
На его лице вдруг появилась недовольная гримаса. Он кинул сердитый взгляд в сторону библиотеки.
Я тоже оглянулась и увидела там, у стеллажа, ту самую женщину, уже дважды входившую в комнату. Она делала вид, что ищет какую-то книгу. Но явно прислушивалась к нашему разговору.
– Что тебе? – спросил он еë по-английски. – Ты нам мешаешь!
– Чем же я мешаю! Мне нужна книга.
– Разве нельзя было повременить?!
– Уже поздно. Пора обедать, – сухо ответила она и демонстративно вышла из гостиной.
Я почувствовала себя неловко.
– Полагаю что это ваша жена? Вы забыли представить нас друг другу.
– В самом деле?! Простите.
– Разве она понимает по-русски?
– Понимает, но не говорит. Мать у нее была русская, отец француз. Родилась в Париже, жила в Америке. Там я с ней и познакомился.
– Ваша супруга права. Я, действительно, засиделась. Может, в другой раз продолжим?
– Хорошо, – согласился он. – Давайте встретимся завтра вечером. Скажем, в шесть часов. Вас это устраивает?
Жена вышла проводить меня. Заставила себя улыбнуться и даже расщедрилась на комплимент:
– You are a charming lady!
– Thank you! – ошарашено ответила я. – I am sorry for keeping your husband for so long.
|
