|
|
Тайная супруга Дантеса
С. Мрочковская-Балашова
Графиня София Б. Версия II.
«Мадам Н. и графиня София Б. шлют тебе свои лучшие пожелания. Обе они горячо интересуются нами», - писал Геккерен арестованному Дантесу.
По крайней мере три представительницы петербургского общества могли соответствовать этому полузашифрованному Геккереном имени графини - София Бобринская, София Борх и София Бенкендорф.
Софию Александровну Бенкендорф - младшую из трех дочерей шефа жандармов я вынуждена сразу же исключить из списка подозреваемых по весьма простой причине - в 1835 ей было 10 лет (1825–1875).
Так что только две из них годятся на роль приятельницы Дантеса, но лишь одна могла быть его тайной “Супругой”. Но какая?
София Александровна Бобринская (1799-1866) Акварель
П. Соколова.
Впервые сведения о семье Борх опубликовал. П. Щеголев в книге «Дуэль и смерть Пушкина». Софья Ивановна была одной из четырех дочерей графа И.С. Лаваля. Ее сестры - Екатерина, Зинаида и Александра давно были замужем.
Первая за декабристом Сергеем Трубецким - она последовала за ним в ссылку в Сибирь. Вторая стала женой бывшего австрийского посланника в Петербурге Людвига Лебцельтерна. Самая младшая Александра в 1829 г. была
выдана за графа Станислава Корвина-Коссаковского, церемониймейстера, сенатора, а с 1832 г. посланника при мадридском дворе. Софья засиделась в девицах. И когда камергер двора Александр Борх сделал ей предложение,
оно было принято без раздумий. Не любовь к некрасивой двадцатичетырехлетней девице толкнула его на этот брак, а очевидный расчет, о чем он не таясь трубил повсюду. Камергер и тайный советник Иван Степанович
Лаваль - француз, благополучно обустроившийся в России, был начальником Борха по министерству внешних сношений. Женитьба на дочери богатого и влиятельного при Дворе графа сулила Коссаковскому блестящие перспективы.
Его надежды оправдались, и уже через год, в апреле 1834, он получил должность церемониймейстера. А позднее - пост директора Императорских театров. Беда, коль пироги начнет тачать сапожник...
Подвизавшийся ранее на дипломатическом поприще Александр Михайлович, возможно, разбирался в политике, но театр, литература оставались для него терра инкогнито. Князь Долгоруков рассказывает об одном из его курьезов:
вовсе незнакомый с литературой, а еще менее с русской, он перепутал столь интимного при дворе автора “Князя Серебряного” Алексея Толстого с каким-то бездарным писакой, сочинившим пустейшую пьесу того же названия.
И желая угодить Их Императорским Величествам, распорядился выделить на ее постановку 8000 рублей серебром, тогда как для пьес хороших, изящных, отказывают в издержках под предлогом
скудности казны.[1]
Брак Борха с графиней Лаваль устраивал обе стороны. София Лаваль помолвлена за Борха, и старик Лаваль не стоит на ногах от радости, а зыблется. Вчера во дворце у всенощной, с вербою и свечкой в руке, il
avait l’air
d’un feu follet.[2]
София Ивановна была женщиной доброй и сострадательной. Занималась благотворительностью. А с 1834 г. стала членом совета Патриотического дамского общества. Она оказалась верною супругой и добродетельной матерью.
Желчный князь Петр Долгоруков очень доброжелателен к ней. В одной из своих статей в журнале “Правдивый” он упомянул о графине Борх: Она - одна из самых выдающихся русских женщин, одаренная высоким умом,
проницательным в высшей мере и в то же время обаятельным, превосходным сердцем и благородным характером. Она дала доказательство своих качеств в своем поведении по отношению к своей сестре, жене князя Сергея
Трубецкого, сосланного в Сибирь Николаем. Графиня Борх в течение всей ссылки была добрым ангелом своей
сестры и ее семьи.
[3]
Только одного этого отзыва достаточно, чтобы снять с нее обвинение в причастности к интригам Геккерена. Бесспорно, она водила знакомство с посланником и его приемным сыном. Борх была доброй приятельницей
Долли Фикельмон. А Геккерен, как уже говорилось, входил в ее компанию. Конечно же, салон Фикельмон - не единственное место, где София Ивановна могла встречаться с голландским посланником и Дантесом. Известно,
что Геккерен посещал также роскошный особняк на Английской набережной,[4] принадлежавший ее матери - графине Лаваль.
Дом Лаваль. Главный фасад. Вид с Невы.
Не беру на себя роль адвоката Софии Борх. Просто попытаюсь с помощью сведений из дневника австрийской посланницы гр. Фикельмон смягчить категоричный приговор П. Щеголева: По всем данным, графиню С.И. Борх должно
считать в лагере врагов Пушкина[5]
Графиня Фикельмон еще до приезда в Россию была подругой сестры Софии Ивановны - доброй и сердечной Зинаиды Лебцельтерн, супруги Людовика Лебцельтерна, десять лет ( 1816-1826) бывшего посланником Австрии
в Петербурге.
В ночь на 30 июня 1829 г. Фикельмоны приезжают в Петербург. Долли наносит первые визиты петербургским аристократам, в том числе и графам Лавалям. Зинаида Лебцельтерн приехала из Австрии навестить своих родных.
Знакомит Долли со своими сестрами Софией и младшей Александрой, которую как раз в это время выдавали замуж за Коссаковского. Графиня Фикельмон становится обязательной гостьей на скучных вечерах у Лавалей.
Их претенциозный дом шокировал ее эстетическое чувство: большой круглый зал с расписным, наподобие итальянских, потолком был наполнен античными статуями, произведениями искусства, среди них - купленные у
Е.М. Хитрово в 1818 г. драгоценные этрусские вазы. В зале хозяйка проводила свои литературные вечера, а танцы обычно устраивались в маленькой гостиной, где не продохнуть от тесноты и духоты: Танцевали в
узком плохо освещенном помещении. Все вокруг очень напоминает корчму, - записала Долли в дневнике 28 ноября 1829 г.
Через Зинаиду Долли сближается с Софией Лаваль, завязывает с ней дружбу, становится поверенной в ее сердечных делах - уже несколько лет она была влюблена в Александра Михайловича Борха, который в конце
концов женился на ней. Вот подробности этой озадачившей общество женитьбы: Александр Борх, с которым я недавно познакомилась, довольно молодой человек, с одухотворенной физиономией, но не внушает мне ни
малейшей симпатии! Я очень сожалею, потому что брак его с Софией Лаваль, видимо, решен. Она любит его, его семья стремится к этому браку, но я нахожу, что он чересчур много заставляет себя упрашивать, отчего
я не могу с доверием относиться к тому, что София вверяет ему свое счастье. Она столь изысканна, столь душевна, что заслуживает брака по любви, а не ради сословных интересов. Женщины слишком храбры! В сто раз
лучше подавить в своем сердце нежное чувство, чем привязать к себе цепью мужчину, который не может испытывать ничего иного, кроме отягчения быть любимым, при этом
сам не любя![6]
Как ни заманчиво богатство и все выгоды предстоящего брака, Борх все еще не решается закабалить себя на всю жизнь женитьбой на нелюбимой женщине. В январе 1833 г. он пошел на попятную. София была в
отчаянии, а вместе с ней и ее родители. К оскорбленной гордости примешивалась боль за страдания любимого чада. Родные Борха не одобрили его поступок. Граф Лаваль пустил в ход всевозможные уловки, чтоб
переубедить жениха. И преуспел. В конце марта того же года было оповещено о помолвке.
«Брак Софи Лаваль с Борхом, так, казалось, бесповоротно расстроенный два месяца назад, <…> решен окончательно и оповещен. Желаю большого счастья этой доброй и чудесной Софи. Она сейчас в опьянении
от радости, потому что любит его с 14и лет, но я довольно невысокого мнения о мужчине, публично заявившего, что не любит ее и никому не позволит принудить себя к этому браку, но рассудив, что он
выгоден для его карьеры и принесет богатство, теперь женится на ней! Бедные женщины! Как они безрассудны!» – запись в дневнике Фикельмон 26 марта 1833 г.
Наконец состоялось бракосочетание. «Странным на этой свадьбе казалось отсутствие необходимых сосредоточенности и взволнованности во время церемонии венчания. Вместе с другими я присутствовала
и в католической церкви. Счастье Софии в этот день было похоже на сумасшествие, и в столь торжественный момент она, наверное, ничего другого, кроме радости, не ощущала. То улыбалась, то смеялась, когда
произносилось брачное благословение. Если счастье в состоянии лишить человека рассудка, то с ней это легко случилось. Она вышла замуж 30 апреля. После этого я виделась с ней у них в доме. Борх произвел
на меня лучшее впечатление. Хотя он от никого и не скрывал, что женится на Софии, так сказать, из снисхождения, то по крайней мере хорошо с ней держится», - записала Долли 18 мая 1833.
Это последняя запись о Софии Борх в дневнике Фикельмон. Затем ее имя лишь вскользь упоминалось в связи с теми или иными светскими событиями. Долли по-прежнему продолжала бывать у Лавалей, где теперь
жили и молодые. Этот скучный дом стал для нее еще менее привлекательным с воцарением в нем несимпатичного ей Александра Борха.
Возможно, что сострадательная представительница совета Патриотического дамского общества проявила сочувствие к раненому и отданному под суд Дантесу, горячо интересовалась им и даже передала находившемуся
под арестом Жоржу привет. Допустим, что так оно и было. Но разве справедливо на основании одного этого факта причислять ее к числу врагов Пушкина? И делать следующий уже более глубокий вывод: она и
была одной из тех дам, на которых ссылается Геккерен в письме к Нессельроде, - высокопоставленных и бывших поверенными всех моих тревог, которым я день за днем давал отчет во всех моих усилиях порвать
ту несчастную связь. Одна из них определена - графиня Нессельроде. Гадают о другой – «графине Софии Б». Интуиция и факты, которыми мы располагаем, позволяют с большей достоверностью назвать
второй «поверенной» Геккерена графиню Софию Бобринскую. А Софию Борх окончательно вычеркнуть из списка кандидаток в «Супруги». Все, что мы знаем о ней, делает это предположение абсурдным.
Графиня Софья Ивановна Борх (1809-1871), дочь графа И.С.Лаваля
Примечания и комментарии
[1] П. Долгоруков. Петербургские
очерки. Изво “Новости”, М., 1992, с. 309.
[2] П. Вяземский. Письмо А.И. Тургеневу. Щеголев. Там же, с. 375. Перевод франц. фразы: “Он имел вид буйного помешанного”.
[3] П.В. Долгоруков. Там же, с. 375.
[4] Сейчас в этом здании находится Центральный государственный исторический архив.
[5] Щеголев. Там же, с. 376.
[6] Фикельмон. Запись 22 ноября 1832 г.
|
|
|
